Жизнь одна
Вчера укрывала кусты и молодые саженцы на зиму. 15 шт. Ничего не ела весь день, только чай, надо было засветло успеть, и кормушки зимние поставить, и замотать стволики, чтобы перезимовали. Не день, а сплошные испытания. На обратном пути зашла в магазин, стою в кассу, а передо мной — мопс стоит. В вязаной жилеточке. На жилеточке тряпочка нашита, написано «Пуся».
Тут Пусина хозяйка приходит с корзиной еды. Берет она Пусю на руки. Мы стояли тут, говорит! И Пуся на меня смотрит так, гордо, с высоты хозяйки, стояли, да ! Хорошо, говорю. А я устала так, давление упало, есть хочу, нет сил спорить и т.д. Жизнь одна и так мало времени для радости.
И тут наша касса зависает, к нам бежит Галя, начинает что-то нажимать, мы все стоим ждем. А у меня аж в ушах свистит, и в глазах искрит, как я устала. И я беру, открываю пакетик с булочкой «конвертик грушевый» и кусаю большой кусок.
«Ээээ! — говорит возмущенно Пуся. — Гляньте, граждане, чо деется! Прямо у кассы, из пакетика, булу откусывают!»
И хозяйку свою лапой так тыц, смари, мол, чо! Хозяйка смотрит и говорит, а вот мы домой придем и тоже покушаем, Пуся. Мы дома кушаем, а не в очереди в кассу!
А я устала, сил нет ответить даже, обьяснять что-то там и т.д. Жизнь одна, так мало времени для радости. Поэтому я сырок творожный распаковала и откусила тоже. А то аж руки трясутся. 15 кустов укрыть, это, знаете ли, сильно, каждый куст же надо обвязать, потом лутрасил и вообще... сдохнешь тут, пока там Галя кассу отвисает.
«Йоооо! — кричит Пуся. Вона чо она! И сырок ест! Смарити все!»
И видно, что Пуся тоже хочет сырок.
«А вот мы до дома потерпим, да, Пуся? — говорит хозяйка. — Мы терпим всегда до дома, да?»
Я спокойно доедаю себе сырок, и Пуся уже не особо терпит, потому что тянется к корзинке, где еще сырки и всякое вкусное.
Галя жмет на кассу, касса выплевывает какие-то пустые чеки, мы стоим.
Мне немного лучше после сырка и булочки, но я еще беру маленький иммунеле, открываю и пью. Потому что, зачем мне лишние испытания?
«Ааааа! — вопит Пуся. — Я тут до дома терплю, как неродная, а она еще и пьет тут не знаю, что это, но тоже хочу!»
«А вот мы всегда до дома терпим и дома едим! — говорит хозяйка. — И пьем дома!»
Бедные... говорю я. Хочешь кусочек булочки, спрашиваю я Пусю. Тут без варенья остался уголок. Тебе можно? Дааааа! Орет Пуся. И показывает, толкаясь ногами, что она переезжает жить ко мне. И тут отвисает касса, и я достаю копченую куриную ногу в упаковке и кладу ее на ленту.
Аммм! Орет Пуся, уверенная, что ногу я тоже, прям у кассы, сейчас же начну есть.
— Можно ей кусочек булочки? — прашиваю я хозяйку.
— Маленький, да, — сдается та.
Пуся сметает булочку и всем видом говорит, что хозяйка ей больше не родная мать, а Пуся есть сирота. И она согласна ехать ко мне в дом, особенно, если еще и нога тоже с нами поедет.
«Мы вот уже сейчас, сейчас идем уже!» — говорит хозяйка Пуси, и начинает выкладывает пакетики Гале на кассу. Но Пусю было уже не унять. Она рассказывала, что ее обманывали всю жизнь, и говорили, что в магазине есть нельзя, а вот та тетя ест, а Пуся — нет, и надо немедленно звонить в опеку и в ООН, и высылать уже делегацию, тут собака помирает от голода в кассу, а мировое сообщество молчит!
Ая? Страдала Пуся. Ая?
И вся очередь прям прониклась, и «да дайте ей кусочек какой-нибудь», сказала очередь. И хозяйка сказала: «Ну сейчас», и дала Пусе какую-то палочку сушеную, для собак, я и сама без обеда, сказала хозяйка, и я без обеда, сказала Галя. И многие в очереди начали хрустеть, и распаковывать что-то, и это есть. Потому что жизнь — одна. Так мало времени для радости. И нам не нужны лишние испытания.
Автор Наталья Иванова